Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
четверг, 18 декабря 2008
Seichas kak nikogda hochetsya chtobi ktoto bil ryadom. Kak mojno blije. Vnutri... A tam nikogo. Tol'ko eho iz naushnikov.
понедельник, 15 декабря 2008
Красивая девушка, хватившая родительской любви и избалованная
настолько, что последствия уже необратимы, имеет особый талант портить
настроение другим людям.
Я был тогда молод (двадцать один год, а может двадцать два), и эта ее
черта меня неприятно задевала. По прошествии лет думаешь: наверное, делая по
привычке больно другим, сама себе она тоже делала больно. А может, еще
просто не научилась управлять собой. Если бы кто-нибудь сильный, стоящий на
земле тверже, чем она, умело вскрыл бы ее в нужном месте и выпустил наружу
ее "эго", ей наверняка полегчало бы. Она, если разобраться, тоже нуждалась в
помощи.
Но вокруг нее не было ни одного человека сильнее, чем она. А я - что
я... В молодости до таких вещей не додумываешься. Мне было неприятно - вот и
все.
Когда она по какой-либо причине - а часто безо всякой причины -
преисполнялась решимости кого-нибудь уделать, этому не мог сопротивляться
даже собравший всю свою армию король. Яд ее был безотказен - на глазах у
всей публики она мастерски заманивала свою жертву в глухой угол, припирала
там к стене и красиво размазывала по ней лопаткой, как хорошо разваренную
картошку. Останки бывали не толще папиросной бумаги. Даже сегодня, вспоминая
это, я признаю ее несомненный талант.
И не то, чтобы она была классным, искушенным в логике оратором - нет,
просто она моментально чуяла, где у человека самые уязвимые места. Подобно
дикому зверю, она припадала на брюхо в ожидании подходящего момента, а когда
он наступал, вцеплялась жертве в мягкое горло, чтобы разорвать его. Очень
часто ее слова были умелым жульничеством, ловкими натяжками - так что уже
после, перебирая в памяти проигранную битву, как самому несчастному, так и
нам, сторонним наблюдателям, оставалось только чесать в затылках. Но главное
- она завладевала чувствительными точками, после чего становилось
невозможным пошевелиться. В боксе это называется "остановка ног" - ситуация,
когда остается лишь рухнуть на маты. Сам я, к счастью, экзекуции не
подвергся ни разу, но созерцать это зрелище пришлось не единожды. Его нельзя
было назвать спором, перебранкой или ссорой. Это было просто кровавое,
зверское убийство - только что не физическое.
Я терпеть ее не мог в такие минуты, а парни вокруг нее по той же самой
причине высоко ценили. "Девчонка способная, не дура", - думали они - и тем
самым поощряли ее наклонности. Получался порочный круг. Выхода не было. Как
в той сказке про негритенка, где три тигра бегали друг за другом вокруг
пальмы, пока не расплавились.
В компании были и другие девчонки, но что они про нее говорили или
думали - мне, увы, неизвестно. Я не был своим в их кругу, имел скорее статус
"гостя" - и ни с кем не общался настолько тесно, чтобы выведать потаенные
мысли этих девчонок.
По большей части их объединяли горные лыжи. Необычная эта компания была
сбита из членов горнолыжных клубов трех университетов. В зимние каникулы они
уезжали на долгие сборы, а в другое время собирались для тренировок, выпивки
и поездок к морю. Было их двадцать два человека, а может двадцать три - и
все симпатичные ребята. Очень симпатичные и доброжелательные. Но сейчас я
пытаюсь вспомнить кого-нибудь одного из них, хотя бы одного - и не могу. Они
все перемешались у меня в голове, стали как растаявший шоколад, никого не
выделить и не различить. Она одна стоит особняком.
Меня лыжи не интересовали, можно сказать, совершенно. Но один мой
школьный друг был близок с этими ребятами - а я в силу некоторых причин
целый месяц дармоедом жил у него в квартире, познакомился там с ними, и они
меня сразу стали считать за своего. Думаю, здесь сыграло роль еще и то, что
я умел сосчитать очки при игре в маджонг. Так или иначе, относились они ко
мне очень по-доброму и даже звали с собой кататься. Я отказывался, говорил,
что мне ничего не интересно кроме отжиманий от пола. А сегодня думаю, что
зря так говорил. Они были по-настоящему добрыми людьми. Даже если бы я и
вправду любил отжимания гораздо больше лыж, говорить так не стоило.
Приятель, у которого я жил, был от нее без ума - с самого начала и до
тех пор, покуда хватает моей памяти. Она и в самом деле принадлежала к тому
типу, который сводит с ума большинство мужчин. Даже я - встреться мы с ней
при немножко других обстоятельствах - мог бы влюбиться с первого взгляда.
Изложить на бумаге, в чем состояла ее привлекательность - задача
сравнительно нетрудная. Для исчерпывающего представления о ней достаточно
отметить три момента, а именно: (a) ум, (b) переполненность жизненной силой
и (c) кокетливость.
Она была невысокая, худенькая и отлично сложенная, а энергия из нее так
и била. Глаза блестели. Рот был прорезан одной упрямой прямой линией. На
лице обычно держалось будто бы недовольное выражение, но иногда она
приветливо улыбалась - и тогда весь воздух вокруг нее моментально смягчался,
точно произошло какое-то чудо. Я не пытался питать никаких чувств к ее
наружности, но мне нравилось, как она улыбается. Так что нельзя утверждать,
что я не влюбился бы в нее ни при каких обстоятельствах. Совсем давно, еще
школьником, я видел в учебнике английского такую фразу: "схваченный весной"
(arrested in a springtime) - так это как раз про ее улыбку. Смог бы разве
кто-нибудь ругать теплый весенний денек?
Своего парня у нее не было, но трое из компании - и мой приятель,
конечно, среди них - горели к ней страстью. Она же никого из троих особенно
не выделяла, умело манипулировала всеми тремя в зависимости от
обстоятельств. Да и сами эти трое, по крайней мере внешне, друг другу на
ноги не наступали, вели себя вежливо и казались вполне веселыми. К этой
картине я привыкнуть не мог - но, в конце концов, то были чужие проблемы,
меня не касавшиеся. Я не лезу куда попало со своим мнением.
С первого взгляда она мне сильно не понравилась. В вопросах
испорченности, как мне и полагалось, я был большим авторитетом, и
определить, до какой степени она испорчена, никакого труда не составило. Ее
и баловали, и нахваливали, и оберегали, и задаривали - всего этого было с
лихвой. Но проблема тем не ограничивалась. Разные потакания и деньги на
карманные расходы еще не есть решающий фактор в том, чтобы ребенок
испортился. Самое главное в том, кто несет ответственность за оберегание
ребенка от излучений всевозможных деформированных эмоций, которые вызревают
в окружающих взрослых. Если все отступились от этой ответственности и
ребенок видит вокруг одни умильные лица, то такой ребенок определенно
испортится. Это как сильные ультрафиолетовые лучи, поджаривающие обнаженное
тело на полуденном летнем пляже - нежному, новорожденному "эго" наносится
непоправимый вред. Вот в чем основная проблема. А то, что ребенка балуют или
дают слишком много денег - это всего лишь побочный, сопутствующий элемент.
Когда мы с ней первый раз увиделись и обменялись двумя-тремя словами, а
после я немножко за ней понаблюдал - мне, откровенно говоря, стало совсем
тошно. Пусть даже причина и не в ней, думал я, а в ком-то другом - все равно
не надо так себя вести. Пусть даже человеческие "эго" сильно разнятся и в
принципе уродливы по определению - ей все-таки стоит сделать хоть какое-то
усилие. Так что я тогда решил если и не избегать ее, то хотя бы не
сближаться больше, чем это нужно.
Из разговора с одним человеком я узнал, что семейство ее с токугавских
времен держит знаменитую первоклассную гостиницу - в префектуре Исигава или
где-то в тех краях. Ее брат был намного старше, и поэтому ее воспитывали
бережно, как единственного ребенка. Отличница и к тому же красавица,
любимица учителей и предмет внимания одноклассников - вот что за жизнь была
у нее в школе. Разговор этот я вел не с ней самой, так что неясно, где тут
кончается истина - но все довольно правдоподобно. Кроме того, еще маленькой
она начала учиться на фортепиано и здесь тоже дошла до приличного уровня.
Только раз у кого-то в гостях я слышал, как она играет. В музыке я
разбираюсь не слишком хорошо и кроме эмоциональной глубины исполнения мне
трудно что-либо оценить. Она касалась клавиш отрывисто, как танцуя, и ни в
одной ноте не было ни малейшей ошибки.
Само собой, окружающие прочили ей консерваторию и карьеру
профессиональной пианистки, как вдруг она, вопреки всем ожиданиям, без
сожаления забросила фортепиано и поступила в художественный институт. А там
стала изучать дизайн и окраску кимоно. Для нее это была совершенно
незнакомая сфера, но ее выручала интуиция, впитанная с детства - ведь она
росла, окруженная старинной одеждой. И в этой области она обнаружила талант,
и здесь ее заметили. Короче говоря, за что бы она ни бралась, у нее все
получалось как-то лучше, чем у остальных. Лыжи, плавание, парусный спорт -
везде она была на высоте.
И по этой причине никто вокруг не мог ткнуть пальцем и сказать: вот
здесь у нее слабое место. Ее нетерпимость объясняли артистическим
темпераментом, а истерические наклонности списывали на повышенную
сенсибильность. Так она стала в компании королевой. Жила в Нэдзу, в стильном
многоквартирном доме, где ее отец в порядке борьбы с налогами снимал
четырехкомнатную квартиру, якобы для работы. Когда случалось настроение,
молотила по фортепьяно; а шкаф был битком набит новыми нарядами. Стоило ей
хлопнуть в ладоши (выражаясь фигурально, конечно), как несколько любезных
поклонников оказывались рядом, чтобы помочь. Многие верили, что в будущем
она добьется изрядных успехов в своей специальности. Тогда казалось, что не
существует решительно ничего, что могло бы помешать ее движению вперед.
"Тогда" - это примерно в семидесятом или семьдесят первом году.
Один раз, при странных обстоятельствах, я ее обнимал. Это не значит,
что я занимался с ней сексом - просто физически обнимал, не более. Дело было
так: мы напились и спали вповалку, а потом оказалось, что она как раз возле
меня. Ситуация самая обычная. Однако даже сейчас я помню все на удивление
отчетливо.
Я проснулся в три часа ночи и вдруг увидел, что она лежит со мной под
одним одеялом и сладко посапывает. Было начало июня, самый сезон для спанья
вповалку - но, поскольку за неимением матрацев мы улеглись прямо на татами,
то все суставы теперь ныли, несмотря на молодость. К тому же моя левая рука
была у нее вместо подушки - я не мог ей даже пошевелить. Жутко, безумно
хотелось пить, но скинуть ее голову с руки не было никакой возможности.
Тихонько обнять ее за шею, приподнять голову и высвободить руку тоже никакой
возможности не было. В самый разгар этой операции она могла бы проснуться и
истолковать мои действия совершенно неверно - разве смог бы я такое вынести?
В общем, немножко поразмыслив, я решил ничего не делать и подождать,
пока ситуация изменится. Вдруг она будет ворочаться? Я тогда изловчился бы,
вытащил бы из-под нее руку и сходил бы попить. Но она даже не вздрагивала.
Повернувшись лицом ко мне, она дышала размеренно и методично. Ее теплое
дыхание увлажняло рукав моей рубашки, производя странное щекочущее ощущение.
Думаю, я прождал так пятнадцать или двадцать минут. Она все не
шевелилась, и в конце концов я примирился с невозможностью дойти до воды.
Терпеть жажду было трудно, но смерть от нее пока не грозила. Изо всех сил
стараясь не шевелить левой рукой, я повернул голову и, заметив чьи-то
сигареты и зажигалку, валявшиеся в изголовье, потянулся за ними правой.
После чего, прекрасно понимая, что это только усилит жажду, закурил.
На самом же деле, когда я кончил курить и засунул окурок в ближайшую
банку из-под пива, случилось чудо - жажда слегка ослабла. Я вздохнул, закрыл
глаза и попытался снова уснуть. Рядом с квартирой проходила скоростная
автострада; звук плоских, словно раздавленных, шин полночных грузовиков за
тонким стеклом окна слегка сотрясал воздух в комнате, проникая в нее и
смешиваясь с сопением и похрапыванием нескольких человек. Меня посетила
мысль, которая обычно посещает проснувшегося посреди ночи в чужом доме: "А
что я, собственно, здесь делаю?" В самом деле - не было никакого смысла, ну
просто полный ноль.
Вконец запутавшись в отношениях со своей подругой, я оказался на улице
и нагрянул жить к приятелю. Не занимаясь лыжами, влился в какую-то
непонятную лыжную компанию. И теперь, в довершение всего, рука моя служит
подушкой девчонке, которая нравиться мне никак не может. Подумать обо всем
этом - и впадешь в уныние. Думаешь: да разве этим надо сейчас заниматься? Но
когда дело доходит до вопроса, чем же именно надо заниматься, то никакого
ответа не вырисовывается.
Я отказался от мысли заснуть, снова открыл глаза и бездумно уставился
на фонарик светлячка, болтавшегося под потолком. Тут она заворочалась у меня
на левой руке. Однако, руку не выпустила, а наоборот, как-то скользнула в
мою сторону и тесно ко мне прижалась. Ее ухо пришлось на кончик моего носа;
чувствовался еще не выветрившийся аромат одеколона и едва заметный запах
пота. Слегка согнутые ноги ее лежали у меня на бедре. Дышала она так же, как
и раньше, спокойно и методично. Теплое дыхание долетало до моего горла, а в
такт ему поднималась и опускалась мягкая грудь, упиравшаяся мне в бок. На
ней была облегающая рубашка из джерси, заправленная в юбку-клеш, и я мог
четко прочувствовать все линии ее тела.
Положение было странное до невозможности. При ином раскладе, с другой
девчонкой, разве не смог бы я от души порадоваться такому повороту? Но с ней
я впадал в смятение. Честно говоря, я вообще понятия не имел, что придумать
в подобных обстоятельствах. Да тут и никакая придумка не помогла бы -
слишком уж дурацкой была ситуация, в которую я попал. К тому же, еще больше
усугубляя картину, мой пенис, прижатый ее ногой, начал понемногу твердеть.
Она все сопела в том же духе - но, думал я, она ведь должна прекрасно
улавливать изменения формы моего пениса. Чуть погодя, будто бы нисколько и
не просыпаясь, она тихонько просунула руку и обняла меня за спину, а потом
чуть повернулась у меня на руке. Теперь ее грудь еще теснее прижалась к
моей, а пенис прижался к мягкому низу ее живота. Положение стало хуже
некуда.
Загнанный в такую вот ситуацию, я, конечно, в известной мере на нее
злился - но вместе с тем объятие с красивой женщиной несет в себе элемент
некоего жизненного тепла - и меня всего обволакивало это одуряющее,
газообразное чувство. Мне уже было никуда не убежать. Она отлично
чувствовала все мое душевное состояние, и от этого я снова злился - но перед
лицом чудовищного дисбаланса, который являл мой распухший пенис, злость
теряла всякий смысл. Плюнув на все, я закинул свою свободную руку ей за
спину. Теперь окончательно получалось, что мы обнимаемся.
Однако и после этого мы оба делали вид, что крепко спим. Я чувствовал
своей грудью ее грудь, она ощущала областью чуть ниже пупка мой твердый
пенис - и мы долго лежали, не шевелясь. Я разглядывал ее маленькое ухо и
линию мягких волос, она не сводила глаз с моего горла. Притворяясь спящими,
мы думали об одном и том же. Я представлял, как мои пальцы проскальзывают в
ее юбку, а она - как расстегивает молнию на моих брюках и дотрагивается до
теплого, гладкого пениса. Чудесным образом мы могли прочитывать мысли друг
друга. Это было очень странное ощущение. Она думала о моем пенисе. И пенис
мой, о котором она думала, казался мне совершенно не моим, а чьим-то чужим.
Однако, что ни говори, то был мой пенис. А я думал о маленьких трусиках под
ее юбкой и о жаркой вагине под ними. И возможно, что она ощущала свою
вагину, о которой я думал, так же, как я ощущал свой пенис, о котором думала
она. Хотя кто его знает - может, девчонки ощущают свои вагины совершенно
иначе, чем мы свои пенисы? В подобных вещах я не очень разбираюсь.
Но и после долгих колебаний я не сунул пальцев в ее юбку, а она не
расстегнула молнии на моих штанах. Тогда казалось, что сдерживать это
неестественно, но в конечном счете, я думаю, все было правильно. Я боялся,
что если дать ситуации толчок к развитию, то она загонит нас в лабиринт
неминуемой страсти. И она чувствовала, что я этого боюсь.
Обнявшись так, мы лежали минут тридцать, а когда утро осветило комнату
до самых дальних углов, оторвались друг от друга. Но и оторвавшись от нее, я
чувствовал, как в воздухе вокруг меня плавает запах ее кожи.
С тех пор я с ней ни разу не встречался. Она нашла квартиру в
пригороде, переехала туда и так отошла от этой странной компании. Я бы даже
сказал, очень странной - но это исключительно мое мнение; сами-то они,
наверное, никогда себе странными не казались. Думаю, в их глазах мое бытие
выглядело куда более странным.
После этого я несколько раз встречался с моим добрым товарищем, давшим
мне приют, и мы, конечно же, говорили о ней - но я не могу вспомнить, что
это были за разговоры. Боюсь, просто бесконечные переливания из пустого в
порожнее. Товарищ этот закончил университет, уехал к себе в Кансэй, и мы с
ним перестали видеться. А потом прошло двенадцать или тринадцать лет, и я
постарел ровно на столько же.
У старения есть одно преимущество: сфера предметов, вызывающих
любопытство, ограничивается. Вот и у меня в ходе старения стало гораздо
меньше поводов для общения со всякого рода странными людьми. Бывает, по
какому-нибудь внезапному поводу я вспоминаю таких людей, встречавшихся мне
раньше, но воодушевляет это не больше, чем обрывок пейзажа, зацепившийся за
край памяти. Ничего ностальгического, и ничего неприятного.
Просто несколько лет назад я совершенно случайно встретился с ее мужем.
Он был моего возраста и работал директором фирмы по торговле пластинками.
Высокого роста и спокойного нрава, он казался человеком неплохим. Волосы его
были пострижены ровно, как газон на стадионе. Встретился я с ним по делу, но
когда деловой разговор закончился, он сказал, что его жена раньше меня
знала. Потом назвал ее девичью фамилию. Эта фамилия ни с чем не увязалась у
меня в голове, но после того, как он назвал университет и напомнил про
фортепиано, я наконец понял, о ком идет речь.
- Да, помню, - сказал я.
Так обнаружились ее следы.
- Она говорит, господин Мураками, что видела вас на фотографии в
каком-то журнале и сразу узнала. Была очень рада.
- Я тоже рад, - сказал я. На самом деле, тот факт, что она меня помнит,
вызывал у меня не столько даже радость, сколько удивление. Ведь мы с ней
виделись совсем короткое время и лично почти не разговаривали. Как-то
удивительно вдруг встретить собственную старую тень. Я потягивал кофе, и мне
вспоминалась ее мягкая грудь, запах волос и мой эрегированый пенис.
- Она была очаровательна, - сказал я. - У нее все хорошо?
- Да ничего... Скажем так, сносно. - Он говорил медленно, как бы
выбирая слова.
- Что-то не в порядке? - поинтересовался я.
- Да нет, нельзя сказать, что совсем здоровья нет. Хотя сказать, что
все в порядке, тоже несколько лет уже как нельзя.
Я не мог установить, до каких пределов его можно расспрашивать, и
поэтому ограничился неопределенным кивком. Да по правде сказать, я и не
собирался у него выпытывать про ее дальнейшую судьбу.
- Как-то я не по существу сказал, да? - Он слабо улыбнулся. - Довольно
трудно рассказать это с толком и по порядку. Хотя вообще-то ей полегчало. По
крайней мере, сейчас гораздо лучше, чем раньше.
Я проглотил остатки кофе и, находясь в некотором недоумении по поводу
сказанного, решил все-таки задать вопрос:
- Извините, может быть я поднимаю щекотливую тему - с ней что-нибудь
случилось? А то я вас слушаю, но как-то не все понимаю.
Он достал из кармана брюк красную пачку "Мальборо" и закурил. Ногти на
указательном и среднем пальцах его правой руки были пожелтевшими, как у
заядлого курильщика. Некоторое время он их разглядывал.
- Ладно, - сказал он. - Я этого от людей не прячу, да тут и не
настолько все плохо. Просто несчастный случай. Однако, может нам поговорить
в другом месте? Как вы думаете?
Мы вышли из закусочной и, пройдя немного по вечерней улице, зашли в
маленький бар недалеко от станции метро. Видимо, бывая там часто, он сел за
стойку и по-свойски заказал двойной шотландский виски "он зе рок" в большом
стакане и бутылку французской соды. Я попросил пива. Он плеснул немножко
соды в свой "он зе рок", слегка размешал и одним глотком выпил полстакана. Я
отхлебнул пива и, наблюдая, как в кружке пузырится пена, ждал рассказа.
Удостоверившись, что виски прошло вниз по пищеводу и как следует улеглось в
желудке, он приступил:
- Десять лет, как я женился. А познакомились мы на лыжном курорте. Я
уже два года работал в этой фирме, а она закончила университет и болталась
без дела, толком ничем не занимаясь. Иногда в ресторане подрабатывала на
фортепиано. В общем, поженились. С женитьбой никаких проблем не было. И ее
семья, и моя семья брак одобрили. Она была очень красивая и сводила меня с
ума. Короче, банальная история, как у всех.
Он закурил. Я снова отхлебнул пива.
- Банальная женитьба. Но меня вполне удовлетворяла. Я знал, что у нее
до брака было несколько любовников, но для меня это было не столь важно. Я,
если разобраться, большой реалист - может, в прошлом там что-нибудь и было,
но раз уж вреда от этого нет, то мне, можно сказать, все равно. Я вообще
считаю, что жизнь в сущности - штука банальная. Работа, семья, дом - если к
чему-то этому есть интерес, то это интерес к банальному. Так я думаю. Но она
так не думала. И потихоньку все начало идти наперекосяк. Конечно, я ее
состояние понимал. Она была еще молода, красива и полна энергии. Короче,
привыкла требовать от других и получать. Но то, что я мог ей дать, было
сильно ограничено - смотря чего и смотря сколько.
Он заказал еще "он зе рок". У меня была выпита только половина пива.
- Через три года после женитьбы родился ребенок. Девочка. Самому
хвалить неловко, но чудная была девочка. Была бы жива, сейчас бы уже в школу
ходила.
- Она что, умерла? - спросил я.
- Да, - сказал он. - Через пять месяцев после рождения умерла. Довольно
часто бывает. Ребенок ворочается во сне, запутается лицом в покрывале и
задохнется. Никто не виноват. Просто несчастный случай. Если бы повезло,
может предотвратили бы. Но получается, что не повезло. И винить некого.
Некоторые ее винили, что она ребенка оставила одного и пошла в магазин - да
она и сама себя винила. Но ведь это судьба. Я буду в такой ситуации смотреть
за ребенком или вы - все равно несчастный случай произойдет с той же
вероятностью. Я так думаю. Вы согласны?
- Да, наверное, - согласился я.
- А как я вам уже говорил, я большой реалист. Если даже кто-то умирает,
то через недолгое время я к этому успеваю привыкнуть. У меня почему-то в
роду было много смертей от несчастных случаев, все время происходит
что-нибудь такое. Поэтому то, что ребенок умер раньше родителей, для меня не
очень большая редкость. А для родителей нет ничего хуже, чем потерять
ребенка. Кто этого не испытал, тот не поймет. Но при этом самое серьезное -
в тех, кто остается жить. Я теперь стал все время так думать. То есть,
проблема не в моих переживаниях, а в ее. Она такой эмоциональной закалки
никогда не получала. Вы ведь ее знаете?
- Знаю, - просто сказал я.
- А смерть - событие совершенно особое. Мне иногда кажется, что
человеческую жизнь определяют довольно большие сгустки энергии, которые
вызываются смертями других людей. Это можно еще назвать чувством потери или
как-нибудь по-другому. Но у нее против этого не было выстроено никакой
защиты. В сущности, - сказал он, соединив ладони над стойкой, - она привыкла
серьезно относиться только к самой себе. И поэтому даже не могла вообразить
боль от потери другого человека.
Я молча кивнул.
- Но я ведь... Я не знаю, как это сформулировать... Ну, в общем, я ее
любил. Пусть даже она делала больно и себе, и мне, и кому попало вокруг -
желания расстаться с ней у меня не было. Семья есть семья. Весь следующий
год прошел в бесконечных дрязгах. Целый год без надежды на спасение. Нервы
истощились, на будущее перспектив никаких. Но, в конце концов, мы этот год
пережили. Сожгли все, что напоминало о ребенке, и переехали на новую
квартиру.
Он допил второй "он зе рок" и глубоко вздохнул с явным облегчением.
- Я вот думаю: если бы вы сейчас встретились с моей женой - хорошо бы
вам была разница заметна? - Он сказал это, не отрывая взгляда от стены
напротив.
Я молча допил пиво и взял горсть арахиса.
- Ну, так я вам в частном порядке скажу: сейчас она мне больше
нравится, - сказал он.
- А ребенка больше не будете заводить? - спросил я, чуть помолчав.
Он помотал головой:
- Наверное, уже никак. Я-то может и хотел бы, но жена не в том
состоянии. Хотя меня, в общем-то, устраивает и так и так.
Бармен предложил ему еще виски. Он категорически отказался.
- Позвоните моей жене как-нибудь. Я думаю, ей полезна будет такая
встряска. Жить-то еще долго. Вы как думаете?
На обороте визитной карточки он написал шариковой ручкой номер телефона
и вручил мне. Взглянув на код, я с удивлением узнал, что они живут со мной в
одном районе. Но ничего не сказал ему об этом.
Он оплатил счет, и мы расстались у станции метро. Он пошел обратно на
работу что-то доделывать, а я сел на поезд и поехал домой.
Я до сих пор не позвонил ей. Во мне еще живет ее дыхание, тепло кожи,
прикосновение мягкой груди - и все это повергает меня в смятение, совсем как
в ту ночь четырнадцать лет назад.
настолько, что последствия уже необратимы, имеет особый талант портить
настроение другим людям.
Я был тогда молод (двадцать один год, а может двадцать два), и эта ее
черта меня неприятно задевала. По прошествии лет думаешь: наверное, делая по
привычке больно другим, сама себе она тоже делала больно. А может, еще
просто не научилась управлять собой. Если бы кто-нибудь сильный, стоящий на
земле тверже, чем она, умело вскрыл бы ее в нужном месте и выпустил наружу
ее "эго", ей наверняка полегчало бы. Она, если разобраться, тоже нуждалась в
помощи.
Но вокруг нее не было ни одного человека сильнее, чем она. А я - что
я... В молодости до таких вещей не додумываешься. Мне было неприятно - вот и
все.
Когда она по какой-либо причине - а часто безо всякой причины -
преисполнялась решимости кого-нибудь уделать, этому не мог сопротивляться
даже собравший всю свою армию король. Яд ее был безотказен - на глазах у
всей публики она мастерски заманивала свою жертву в глухой угол, припирала
там к стене и красиво размазывала по ней лопаткой, как хорошо разваренную
картошку. Останки бывали не толще папиросной бумаги. Даже сегодня, вспоминая
это, я признаю ее несомненный талант.
И не то, чтобы она была классным, искушенным в логике оратором - нет,
просто она моментально чуяла, где у человека самые уязвимые места. Подобно
дикому зверю, она припадала на брюхо в ожидании подходящего момента, а когда
он наступал, вцеплялась жертве в мягкое горло, чтобы разорвать его. Очень
часто ее слова были умелым жульничеством, ловкими натяжками - так что уже
после, перебирая в памяти проигранную битву, как самому несчастному, так и
нам, сторонним наблюдателям, оставалось только чесать в затылках. Но главное
- она завладевала чувствительными точками, после чего становилось
невозможным пошевелиться. В боксе это называется "остановка ног" - ситуация,
когда остается лишь рухнуть на маты. Сам я, к счастью, экзекуции не
подвергся ни разу, но созерцать это зрелище пришлось не единожды. Его нельзя
было назвать спором, перебранкой или ссорой. Это было просто кровавое,
зверское убийство - только что не физическое.
Я терпеть ее не мог в такие минуты, а парни вокруг нее по той же самой
причине высоко ценили. "Девчонка способная, не дура", - думали они - и тем
самым поощряли ее наклонности. Получался порочный круг. Выхода не было. Как
в той сказке про негритенка, где три тигра бегали друг за другом вокруг
пальмы, пока не расплавились.
В компании были и другие девчонки, но что они про нее говорили или
думали - мне, увы, неизвестно. Я не был своим в их кругу, имел скорее статус
"гостя" - и ни с кем не общался настолько тесно, чтобы выведать потаенные
мысли этих девчонок.
По большей части их объединяли горные лыжи. Необычная эта компания была
сбита из членов горнолыжных клубов трех университетов. В зимние каникулы они
уезжали на долгие сборы, а в другое время собирались для тренировок, выпивки
и поездок к морю. Было их двадцать два человека, а может двадцать три - и
все симпатичные ребята. Очень симпатичные и доброжелательные. Но сейчас я
пытаюсь вспомнить кого-нибудь одного из них, хотя бы одного - и не могу. Они
все перемешались у меня в голове, стали как растаявший шоколад, никого не
выделить и не различить. Она одна стоит особняком.
Меня лыжи не интересовали, можно сказать, совершенно. Но один мой
школьный друг был близок с этими ребятами - а я в силу некоторых причин
целый месяц дармоедом жил у него в квартире, познакомился там с ними, и они
меня сразу стали считать за своего. Думаю, здесь сыграло роль еще и то, что
я умел сосчитать очки при игре в маджонг. Так или иначе, относились они ко
мне очень по-доброму и даже звали с собой кататься. Я отказывался, говорил,
что мне ничего не интересно кроме отжиманий от пола. А сегодня думаю, что
зря так говорил. Они были по-настоящему добрыми людьми. Даже если бы я и
вправду любил отжимания гораздо больше лыж, говорить так не стоило.
Приятель, у которого я жил, был от нее без ума - с самого начала и до
тех пор, покуда хватает моей памяти. Она и в самом деле принадлежала к тому
типу, который сводит с ума большинство мужчин. Даже я - встреться мы с ней
при немножко других обстоятельствах - мог бы влюбиться с первого взгляда.
Изложить на бумаге, в чем состояла ее привлекательность - задача
сравнительно нетрудная. Для исчерпывающего представления о ней достаточно
отметить три момента, а именно: (a) ум, (b) переполненность жизненной силой
и (c) кокетливость.
Она была невысокая, худенькая и отлично сложенная, а энергия из нее так
и била. Глаза блестели. Рот был прорезан одной упрямой прямой линией. На
лице обычно держалось будто бы недовольное выражение, но иногда она
приветливо улыбалась - и тогда весь воздух вокруг нее моментально смягчался,
точно произошло какое-то чудо. Я не пытался питать никаких чувств к ее
наружности, но мне нравилось, как она улыбается. Так что нельзя утверждать,
что я не влюбился бы в нее ни при каких обстоятельствах. Совсем давно, еще
школьником, я видел в учебнике английского такую фразу: "схваченный весной"
(arrested in a springtime) - так это как раз про ее улыбку. Смог бы разве
кто-нибудь ругать теплый весенний денек?
Своего парня у нее не было, но трое из компании - и мой приятель,
конечно, среди них - горели к ней страстью. Она же никого из троих особенно
не выделяла, умело манипулировала всеми тремя в зависимости от
обстоятельств. Да и сами эти трое, по крайней мере внешне, друг другу на
ноги не наступали, вели себя вежливо и казались вполне веселыми. К этой
картине я привыкнуть не мог - но, в конце концов, то были чужие проблемы,
меня не касавшиеся. Я не лезу куда попало со своим мнением.
С первого взгляда она мне сильно не понравилась. В вопросах
испорченности, как мне и полагалось, я был большим авторитетом, и
определить, до какой степени она испорчена, никакого труда не составило. Ее
и баловали, и нахваливали, и оберегали, и задаривали - всего этого было с
лихвой. Но проблема тем не ограничивалась. Разные потакания и деньги на
карманные расходы еще не есть решающий фактор в том, чтобы ребенок
испортился. Самое главное в том, кто несет ответственность за оберегание
ребенка от излучений всевозможных деформированных эмоций, которые вызревают
в окружающих взрослых. Если все отступились от этой ответственности и
ребенок видит вокруг одни умильные лица, то такой ребенок определенно
испортится. Это как сильные ультрафиолетовые лучи, поджаривающие обнаженное
тело на полуденном летнем пляже - нежному, новорожденному "эго" наносится
непоправимый вред. Вот в чем основная проблема. А то, что ребенка балуют или
дают слишком много денег - это всего лишь побочный, сопутствующий элемент.
Когда мы с ней первый раз увиделись и обменялись двумя-тремя словами, а
после я немножко за ней понаблюдал - мне, откровенно говоря, стало совсем
тошно. Пусть даже причина и не в ней, думал я, а в ком-то другом - все равно
не надо так себя вести. Пусть даже человеческие "эго" сильно разнятся и в
принципе уродливы по определению - ей все-таки стоит сделать хоть какое-то
усилие. Так что я тогда решил если и не избегать ее, то хотя бы не
сближаться больше, чем это нужно.
Из разговора с одним человеком я узнал, что семейство ее с токугавских
времен держит знаменитую первоклассную гостиницу - в префектуре Исигава или
где-то в тех краях. Ее брат был намного старше, и поэтому ее воспитывали
бережно, как единственного ребенка. Отличница и к тому же красавица,
любимица учителей и предмет внимания одноклассников - вот что за жизнь была
у нее в школе. Разговор этот я вел не с ней самой, так что неясно, где тут
кончается истина - но все довольно правдоподобно. Кроме того, еще маленькой
она начала учиться на фортепиано и здесь тоже дошла до приличного уровня.
Только раз у кого-то в гостях я слышал, как она играет. В музыке я
разбираюсь не слишком хорошо и кроме эмоциональной глубины исполнения мне
трудно что-либо оценить. Она касалась клавиш отрывисто, как танцуя, и ни в
одной ноте не было ни малейшей ошибки.
Само собой, окружающие прочили ей консерваторию и карьеру
профессиональной пианистки, как вдруг она, вопреки всем ожиданиям, без
сожаления забросила фортепиано и поступила в художественный институт. А там
стала изучать дизайн и окраску кимоно. Для нее это была совершенно
незнакомая сфера, но ее выручала интуиция, впитанная с детства - ведь она
росла, окруженная старинной одеждой. И в этой области она обнаружила талант,
и здесь ее заметили. Короче говоря, за что бы она ни бралась, у нее все
получалось как-то лучше, чем у остальных. Лыжи, плавание, парусный спорт -
везде она была на высоте.
И по этой причине никто вокруг не мог ткнуть пальцем и сказать: вот
здесь у нее слабое место. Ее нетерпимость объясняли артистическим
темпераментом, а истерические наклонности списывали на повышенную
сенсибильность. Так она стала в компании королевой. Жила в Нэдзу, в стильном
многоквартирном доме, где ее отец в порядке борьбы с налогами снимал
четырехкомнатную квартиру, якобы для работы. Когда случалось настроение,
молотила по фортепьяно; а шкаф был битком набит новыми нарядами. Стоило ей
хлопнуть в ладоши (выражаясь фигурально, конечно), как несколько любезных
поклонников оказывались рядом, чтобы помочь. Многие верили, что в будущем
она добьется изрядных успехов в своей специальности. Тогда казалось, что не
существует решительно ничего, что могло бы помешать ее движению вперед.
"Тогда" - это примерно в семидесятом или семьдесят первом году.
Один раз, при странных обстоятельствах, я ее обнимал. Это не значит,
что я занимался с ней сексом - просто физически обнимал, не более. Дело было
так: мы напились и спали вповалку, а потом оказалось, что она как раз возле
меня. Ситуация самая обычная. Однако даже сейчас я помню все на удивление
отчетливо.
Я проснулся в три часа ночи и вдруг увидел, что она лежит со мной под
одним одеялом и сладко посапывает. Было начало июня, самый сезон для спанья
вповалку - но, поскольку за неимением матрацев мы улеглись прямо на татами,
то все суставы теперь ныли, несмотря на молодость. К тому же моя левая рука
была у нее вместо подушки - я не мог ей даже пошевелить. Жутко, безумно
хотелось пить, но скинуть ее голову с руки не было никакой возможности.
Тихонько обнять ее за шею, приподнять голову и высвободить руку тоже никакой
возможности не было. В самый разгар этой операции она могла бы проснуться и
истолковать мои действия совершенно неверно - разве смог бы я такое вынести?
В общем, немножко поразмыслив, я решил ничего не делать и подождать,
пока ситуация изменится. Вдруг она будет ворочаться? Я тогда изловчился бы,
вытащил бы из-под нее руку и сходил бы попить. Но она даже не вздрагивала.
Повернувшись лицом ко мне, она дышала размеренно и методично. Ее теплое
дыхание увлажняло рукав моей рубашки, производя странное щекочущее ощущение.
Думаю, я прождал так пятнадцать или двадцать минут. Она все не
шевелилась, и в конце концов я примирился с невозможностью дойти до воды.
Терпеть жажду было трудно, но смерть от нее пока не грозила. Изо всех сил
стараясь не шевелить левой рукой, я повернул голову и, заметив чьи-то
сигареты и зажигалку, валявшиеся в изголовье, потянулся за ними правой.
После чего, прекрасно понимая, что это только усилит жажду, закурил.
На самом же деле, когда я кончил курить и засунул окурок в ближайшую
банку из-под пива, случилось чудо - жажда слегка ослабла. Я вздохнул, закрыл
глаза и попытался снова уснуть. Рядом с квартирой проходила скоростная
автострада; звук плоских, словно раздавленных, шин полночных грузовиков за
тонким стеклом окна слегка сотрясал воздух в комнате, проникая в нее и
смешиваясь с сопением и похрапыванием нескольких человек. Меня посетила
мысль, которая обычно посещает проснувшегося посреди ночи в чужом доме: "А
что я, собственно, здесь делаю?" В самом деле - не было никакого смысла, ну
просто полный ноль.
Вконец запутавшись в отношениях со своей подругой, я оказался на улице
и нагрянул жить к приятелю. Не занимаясь лыжами, влился в какую-то
непонятную лыжную компанию. И теперь, в довершение всего, рука моя служит
подушкой девчонке, которая нравиться мне никак не может. Подумать обо всем
этом - и впадешь в уныние. Думаешь: да разве этим надо сейчас заниматься? Но
когда дело доходит до вопроса, чем же именно надо заниматься, то никакого
ответа не вырисовывается.
Я отказался от мысли заснуть, снова открыл глаза и бездумно уставился
на фонарик светлячка, болтавшегося под потолком. Тут она заворочалась у меня
на левой руке. Однако, руку не выпустила, а наоборот, как-то скользнула в
мою сторону и тесно ко мне прижалась. Ее ухо пришлось на кончик моего носа;
чувствовался еще не выветрившийся аромат одеколона и едва заметный запах
пота. Слегка согнутые ноги ее лежали у меня на бедре. Дышала она так же, как
и раньше, спокойно и методично. Теплое дыхание долетало до моего горла, а в
такт ему поднималась и опускалась мягкая грудь, упиравшаяся мне в бок. На
ней была облегающая рубашка из джерси, заправленная в юбку-клеш, и я мог
четко прочувствовать все линии ее тела.
Положение было странное до невозможности. При ином раскладе, с другой
девчонкой, разве не смог бы я от души порадоваться такому повороту? Но с ней
я впадал в смятение. Честно говоря, я вообще понятия не имел, что придумать
в подобных обстоятельствах. Да тут и никакая придумка не помогла бы -
слишком уж дурацкой была ситуация, в которую я попал. К тому же, еще больше
усугубляя картину, мой пенис, прижатый ее ногой, начал понемногу твердеть.
Она все сопела в том же духе - но, думал я, она ведь должна прекрасно
улавливать изменения формы моего пениса. Чуть погодя, будто бы нисколько и
не просыпаясь, она тихонько просунула руку и обняла меня за спину, а потом
чуть повернулась у меня на руке. Теперь ее грудь еще теснее прижалась к
моей, а пенис прижался к мягкому низу ее живота. Положение стало хуже
некуда.
Загнанный в такую вот ситуацию, я, конечно, в известной мере на нее
злился - но вместе с тем объятие с красивой женщиной несет в себе элемент
некоего жизненного тепла - и меня всего обволакивало это одуряющее,
газообразное чувство. Мне уже было никуда не убежать. Она отлично
чувствовала все мое душевное состояние, и от этого я снова злился - но перед
лицом чудовищного дисбаланса, который являл мой распухший пенис, злость
теряла всякий смысл. Плюнув на все, я закинул свою свободную руку ей за
спину. Теперь окончательно получалось, что мы обнимаемся.
Однако и после этого мы оба делали вид, что крепко спим. Я чувствовал
своей грудью ее грудь, она ощущала областью чуть ниже пупка мой твердый
пенис - и мы долго лежали, не шевелясь. Я разглядывал ее маленькое ухо и
линию мягких волос, она не сводила глаз с моего горла. Притворяясь спящими,
мы думали об одном и том же. Я представлял, как мои пальцы проскальзывают в
ее юбку, а она - как расстегивает молнию на моих брюках и дотрагивается до
теплого, гладкого пениса. Чудесным образом мы могли прочитывать мысли друг
друга. Это было очень странное ощущение. Она думала о моем пенисе. И пенис
мой, о котором она думала, казался мне совершенно не моим, а чьим-то чужим.
Однако, что ни говори, то был мой пенис. А я думал о маленьких трусиках под
ее юбкой и о жаркой вагине под ними. И возможно, что она ощущала свою
вагину, о которой я думал, так же, как я ощущал свой пенис, о котором думала
она. Хотя кто его знает - может, девчонки ощущают свои вагины совершенно
иначе, чем мы свои пенисы? В подобных вещах я не очень разбираюсь.
Но и после долгих колебаний я не сунул пальцев в ее юбку, а она не
расстегнула молнии на моих штанах. Тогда казалось, что сдерживать это
неестественно, но в конечном счете, я думаю, все было правильно. Я боялся,
что если дать ситуации толчок к развитию, то она загонит нас в лабиринт
неминуемой страсти. И она чувствовала, что я этого боюсь.
Обнявшись так, мы лежали минут тридцать, а когда утро осветило комнату
до самых дальних углов, оторвались друг от друга. Но и оторвавшись от нее, я
чувствовал, как в воздухе вокруг меня плавает запах ее кожи.
С тех пор я с ней ни разу не встречался. Она нашла квартиру в
пригороде, переехала туда и так отошла от этой странной компании. Я бы даже
сказал, очень странной - но это исключительно мое мнение; сами-то они,
наверное, никогда себе странными не казались. Думаю, в их глазах мое бытие
выглядело куда более странным.
После этого я несколько раз встречался с моим добрым товарищем, давшим
мне приют, и мы, конечно же, говорили о ней - но я не могу вспомнить, что
это были за разговоры. Боюсь, просто бесконечные переливания из пустого в
порожнее. Товарищ этот закончил университет, уехал к себе в Кансэй, и мы с
ним перестали видеться. А потом прошло двенадцать или тринадцать лет, и я
постарел ровно на столько же.
У старения есть одно преимущество: сфера предметов, вызывающих
любопытство, ограничивается. Вот и у меня в ходе старения стало гораздо
меньше поводов для общения со всякого рода странными людьми. Бывает, по
какому-нибудь внезапному поводу я вспоминаю таких людей, встречавшихся мне
раньше, но воодушевляет это не больше, чем обрывок пейзажа, зацепившийся за
край памяти. Ничего ностальгического, и ничего неприятного.
Просто несколько лет назад я совершенно случайно встретился с ее мужем.
Он был моего возраста и работал директором фирмы по торговле пластинками.
Высокого роста и спокойного нрава, он казался человеком неплохим. Волосы его
были пострижены ровно, как газон на стадионе. Встретился я с ним по делу, но
когда деловой разговор закончился, он сказал, что его жена раньше меня
знала. Потом назвал ее девичью фамилию. Эта фамилия ни с чем не увязалась у
меня в голове, но после того, как он назвал университет и напомнил про
фортепиано, я наконец понял, о ком идет речь.
- Да, помню, - сказал я.
Так обнаружились ее следы.
- Она говорит, господин Мураками, что видела вас на фотографии в
каком-то журнале и сразу узнала. Была очень рада.
- Я тоже рад, - сказал я. На самом деле, тот факт, что она меня помнит,
вызывал у меня не столько даже радость, сколько удивление. Ведь мы с ней
виделись совсем короткое время и лично почти не разговаривали. Как-то
удивительно вдруг встретить собственную старую тень. Я потягивал кофе, и мне
вспоминалась ее мягкая грудь, запах волос и мой эрегированый пенис.
- Она была очаровательна, - сказал я. - У нее все хорошо?
- Да ничего... Скажем так, сносно. - Он говорил медленно, как бы
выбирая слова.
- Что-то не в порядке? - поинтересовался я.
- Да нет, нельзя сказать, что совсем здоровья нет. Хотя сказать, что
все в порядке, тоже несколько лет уже как нельзя.
Я не мог установить, до каких пределов его можно расспрашивать, и
поэтому ограничился неопределенным кивком. Да по правде сказать, я и не
собирался у него выпытывать про ее дальнейшую судьбу.
- Как-то я не по существу сказал, да? - Он слабо улыбнулся. - Довольно
трудно рассказать это с толком и по порядку. Хотя вообще-то ей полегчало. По
крайней мере, сейчас гораздо лучше, чем раньше.
Я проглотил остатки кофе и, находясь в некотором недоумении по поводу
сказанного, решил все-таки задать вопрос:
- Извините, может быть я поднимаю щекотливую тему - с ней что-нибудь
случилось? А то я вас слушаю, но как-то не все понимаю.
Он достал из кармана брюк красную пачку "Мальборо" и закурил. Ногти на
указательном и среднем пальцах его правой руки были пожелтевшими, как у
заядлого курильщика. Некоторое время он их разглядывал.
- Ладно, - сказал он. - Я этого от людей не прячу, да тут и не
настолько все плохо. Просто несчастный случай. Однако, может нам поговорить
в другом месте? Как вы думаете?
Мы вышли из закусочной и, пройдя немного по вечерней улице, зашли в
маленький бар недалеко от станции метро. Видимо, бывая там часто, он сел за
стойку и по-свойски заказал двойной шотландский виски "он зе рок" в большом
стакане и бутылку французской соды. Я попросил пива. Он плеснул немножко
соды в свой "он зе рок", слегка размешал и одним глотком выпил полстакана. Я
отхлебнул пива и, наблюдая, как в кружке пузырится пена, ждал рассказа.
Удостоверившись, что виски прошло вниз по пищеводу и как следует улеглось в
желудке, он приступил:
- Десять лет, как я женился. А познакомились мы на лыжном курорте. Я
уже два года работал в этой фирме, а она закончила университет и болталась
без дела, толком ничем не занимаясь. Иногда в ресторане подрабатывала на
фортепиано. В общем, поженились. С женитьбой никаких проблем не было. И ее
семья, и моя семья брак одобрили. Она была очень красивая и сводила меня с
ума. Короче, банальная история, как у всех.
Он закурил. Я снова отхлебнул пива.
- Банальная женитьба. Но меня вполне удовлетворяла. Я знал, что у нее
до брака было несколько любовников, но для меня это было не столь важно. Я,
если разобраться, большой реалист - может, в прошлом там что-нибудь и было,
но раз уж вреда от этого нет, то мне, можно сказать, все равно. Я вообще
считаю, что жизнь в сущности - штука банальная. Работа, семья, дом - если к
чему-то этому есть интерес, то это интерес к банальному. Так я думаю. Но она
так не думала. И потихоньку все начало идти наперекосяк. Конечно, я ее
состояние понимал. Она была еще молода, красива и полна энергии. Короче,
привыкла требовать от других и получать. Но то, что я мог ей дать, было
сильно ограничено - смотря чего и смотря сколько.
Он заказал еще "он зе рок". У меня была выпита только половина пива.
- Через три года после женитьбы родился ребенок. Девочка. Самому
хвалить неловко, но чудная была девочка. Была бы жива, сейчас бы уже в школу
ходила.
- Она что, умерла? - спросил я.
- Да, - сказал он. - Через пять месяцев после рождения умерла. Довольно
часто бывает. Ребенок ворочается во сне, запутается лицом в покрывале и
задохнется. Никто не виноват. Просто несчастный случай. Если бы повезло,
может предотвратили бы. Но получается, что не повезло. И винить некого.
Некоторые ее винили, что она ребенка оставила одного и пошла в магазин - да
она и сама себя винила. Но ведь это судьба. Я буду в такой ситуации смотреть
за ребенком или вы - все равно несчастный случай произойдет с той же
вероятностью. Я так думаю. Вы согласны?
- Да, наверное, - согласился я.
- А как я вам уже говорил, я большой реалист. Если даже кто-то умирает,
то через недолгое время я к этому успеваю привыкнуть. У меня почему-то в
роду было много смертей от несчастных случаев, все время происходит
что-нибудь такое. Поэтому то, что ребенок умер раньше родителей, для меня не
очень большая редкость. А для родителей нет ничего хуже, чем потерять
ребенка. Кто этого не испытал, тот не поймет. Но при этом самое серьезное -
в тех, кто остается жить. Я теперь стал все время так думать. То есть,
проблема не в моих переживаниях, а в ее. Она такой эмоциональной закалки
никогда не получала. Вы ведь ее знаете?
- Знаю, - просто сказал я.
- А смерть - событие совершенно особое. Мне иногда кажется, что
человеческую жизнь определяют довольно большие сгустки энергии, которые
вызываются смертями других людей. Это можно еще назвать чувством потери или
как-нибудь по-другому. Но у нее против этого не было выстроено никакой
защиты. В сущности, - сказал он, соединив ладони над стойкой, - она привыкла
серьезно относиться только к самой себе. И поэтому даже не могла вообразить
боль от потери другого человека.
Я молча кивнул.
- Но я ведь... Я не знаю, как это сформулировать... Ну, в общем, я ее
любил. Пусть даже она делала больно и себе, и мне, и кому попало вокруг -
желания расстаться с ней у меня не было. Семья есть семья. Весь следующий
год прошел в бесконечных дрязгах. Целый год без надежды на спасение. Нервы
истощились, на будущее перспектив никаких. Но, в конце концов, мы этот год
пережили. Сожгли все, что напоминало о ребенке, и переехали на новую
квартиру.
Он допил второй "он зе рок" и глубоко вздохнул с явным облегчением.
- Я вот думаю: если бы вы сейчас встретились с моей женой - хорошо бы
вам была разница заметна? - Он сказал это, не отрывая взгляда от стены
напротив.
Я молча допил пиво и взял горсть арахиса.
- Ну, так я вам в частном порядке скажу: сейчас она мне больше
нравится, - сказал он.
- А ребенка больше не будете заводить? - спросил я, чуть помолчав.
Он помотал головой:
- Наверное, уже никак. Я-то может и хотел бы, но жена не в том
состоянии. Хотя меня, в общем-то, устраивает и так и так.
Бармен предложил ему еще виски. Он категорически отказался.
- Позвоните моей жене как-нибудь. Я думаю, ей полезна будет такая
встряска. Жить-то еще долго. Вы как думаете?
На обороте визитной карточки он написал шариковой ручкой номер телефона
и вручил мне. Взглянув на код, я с удивлением узнал, что они живут со мной в
одном районе. Но ничего не сказал ему об этом.
Он оплатил счет, и мы расстались у станции метро. Он пошел обратно на
работу что-то доделывать, а я сел на поезд и поехал домой.
Я до сих пор не позвонил ей. Во мне еще живет ее дыхание, тепло кожи,
прикосновение мягкой груди - и все это повергает меня в смятение, совсем как
в ту ночь четырнадцать лет назад.
четверг, 11 декабря 2008
17:19
Доступ к записи ограничен
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
вторник, 09 декабря 2008
меня заменили.
да?
да?
воскресенье, 07 декабря 2008
Ура!!!!
Все мои выходки оказались не зря!
Они передомной извинились!
Ха!
Я их победил..
И теперь они мне перечить не будут)
Надеюсь это на долго, хотя бы то того времени когда опять будет тепло)
Все мои выходки оказались не зря!
Они передомной извинились!
Ха!
Я их победил..
И теперь они мне перечить не будут)
Надеюсь это на долго, хотя бы то того времени когда опять будет тепло)
суббота, 29 ноября 2008
Я так и знал...
Я чувствовал что в твоей жизни это произойдет,
что ты перерастешь себя...
Перебьешь в себе это не желание и не любовь..
Будешь радоваться этому.
Искать новую большую квартиру.
Светиться от счастья,
Хотел бы я видеть тебя сейчас.
Всегда хотел увидеть тебя такой.
У тебя будет ребёнок!
Нет ты пердставляешь у тебя будет маленький!
От твоего любимиого человека!
Поздравляю))))
С маленьким тебя!
Если будет мальчик назовите Метью)))
Если девочка Френсис)) *помнишь почему)?*
Целую нежно нежно :-****
Я чувствовал что в твоей жизни это произойдет,
что ты перерастешь себя...
Перебьешь в себе это не желание и не любовь..
Будешь радоваться этому.
Искать новую большую квартиру.
Светиться от счастья,
Хотел бы я видеть тебя сейчас.
Всегда хотел увидеть тебя такой.
У тебя будет ребёнок!
Нет ты пердставляешь у тебя будет маленький!
От твоего любимиого человека!
Поздравляю))))
С маленьким тебя!
Если будет мальчик назовите Метью)))
Если девочка Френсис)) *помнишь почему)?*
Целую нежно нежно :-****
пятница, 28 ноября 2008
Все экзотические виды мяса произошли от курицы.And Innocence
Потому что у кого не спросишь про вкус этой экзотики все отвечают "...на вкус как курица..."
Потому что у кого не спросишь про вкус этой экзотики все отвечают "...на вкус как курица..."
среда, 26 ноября 2008
Время работы - не указано (круглосуточно)
Кофе - 9
Мокко - 8
Глинтвейн - 7
Чизкейк - 10
Блинчики с мясом - 8
Соус - 19
Кресла - 10
Столики - 8
Официантки (днем) - 7
Официантки (ночью) - 0
Официанты (днем) - 8
Офиниант (ночью) - спит
Посетители (днем) - 10
Посетители (ночью) - 10 (2 человека)
Обстановка - 9
Фотографии - 7
Плакаты на стенах - 7
Витрина - 9
Счет - 10
Пофигизм (ночью) - полный
Кофе - 9
Мокко - 8
Глинтвейн - 7
Чизкейк - 10
Блинчики с мясом - 8
Соус - 19
Кресла - 10
Столики - 8
Официантки (днем) - 7
Официантки (ночью) - 0
Официанты (днем) - 8
Офиниант (ночью) - спит
Посетители (днем) - 10
Посетители (ночью) - 10 (2 человека)
Обстановка - 9
Фотографии - 7
Плакаты на стенах - 7
Витрина - 9
Счет - 10
Пофигизм (ночью) - полный
воскресенье, 16 ноября 2008
Это не передаваемое чувство...
Когда сидишь в лучах света
Когда поёшь
Когда в голове ничего кроме ритма
Когда на тебя все смотрят
Когда тебя все слушают
Когда они начинают подпевать
Когда апладируют на соло
Когда они улыбаются
Когда сравнивают с ними, теми кого все знают
Когда просят сыграть что нибудь ещё
Когда ты улыбаешься и лукаво говоришь " ну ладно это последняя."
Когда сам понимаешь, что то, что ты толь ко сказал не так
Когда думаешь что будешь петь дальше
Когда вдруг понимаешь что играешь и поешь в принципе нормально
Когда видишь что им нравится
Это поганое чувство...
Когда вспоминаешь что завтра надо идти к ней
Когда понимаешь что надо будет кричать, ругаться, посылать нахкй
Когда надо пить это дешовое пиво
Когда едешь домой
Когда тошнит
Когда читаешь журнал, новый жуонал и понимаешь что он хуже чем старый
Когда выходишь в аську
Когда там все почти спят
Когда понимаешь что не увидишь друга целую неделю
Когда на этой неде скорее всего пойдет первый снег
Когда правда боишся что он удалит тебя из списка "доверенных"
Когда ты начинаешь разводить флуд.
Когда становиться в двойне от осознания что ты разводишь действительно мерзкий флуд
Когда голова не работает
Когда в списке автозамены остается "))" вмечто")))"
Когда пишешь "Спокойной))" и сам знаешь что бессоница не даст тебе спать до 5 утра
Когда вдруг вспоминаешь что завтра тебя ждет что то... то чего ты не хочешь. И пробирает всего до костей
Когда завернулся в одеяло, и думаешь...... и не засыпаешь идешь сюда и пишешь это всё.
Это облегчение когда написав это всё понимаешь что хочешь спать....
Когда сидишь в лучах света
Когда поёшь
Когда в голове ничего кроме ритма
Когда на тебя все смотрят
Когда тебя все слушают
Когда они начинают подпевать
Когда апладируют на соло
Когда они улыбаются
Когда сравнивают с ними, теми кого все знают
Когда просят сыграть что нибудь ещё
Когда ты улыбаешься и лукаво говоришь " ну ладно это последняя."
Когда сам понимаешь, что то, что ты толь ко сказал не так
Когда думаешь что будешь петь дальше
Когда вдруг понимаешь что играешь и поешь в принципе нормально
Когда видишь что им нравится
Это поганое чувство...
Когда вспоминаешь что завтра надо идти к ней
Когда понимаешь что надо будет кричать, ругаться, посылать нахкй
Когда надо пить это дешовое пиво
Когда едешь домой
Когда тошнит
Когда читаешь журнал, новый жуонал и понимаешь что он хуже чем старый
Когда выходишь в аську
Когда там все почти спят
Когда понимаешь что не увидишь друга целую неделю
Когда на этой неде скорее всего пойдет первый снег
Когда правда боишся что он удалит тебя из списка "доверенных"
Когда ты начинаешь разводить флуд.
Когда становиться в двойне от осознания что ты разводишь действительно мерзкий флуд
Когда голова не работает
Когда в списке автозамены остается "))" вмечто")))"
Когда пишешь "Спокойной))" и сам знаешь что бессоница не даст тебе спать до 5 утра
Когда вдруг вспоминаешь что завтра тебя ждет что то... то чего ты не хочешь. И пробирает всего до костей
Когда завернулся в одеяло, и думаешь...... и не засыпаешь идешь сюда и пишешь это всё.
Это облегчение когда написав это всё понимаешь что хочешь спать....
четверг, 13 ноября 2008
Никогда не пробывали успокоить девочку у которой умерла мать?
Особенно когда у неё нет ни малейшего представления о вас?
Когда вы только видели её 2 раза в жизни в небольшой компании подруг своей подруги?
А эта дурная подруга попросила с этой девочкой встреться, потому что сама не может, начинала в тоже самое время ревновать вас к ней?
И сидеть 2 часа в кафе, смотреть как она плачет?
Рассказывать всякие тупые позитивные истории?
Пить чай который вкусный, но под такой видео ряд... ну не лезет ?
И понимать что ты не нужен ей, не сейчас, а потом не будешь нужен?
А сейчас ты самый близкий ей человек?
То что она скорее всего пройдет мимо тебя на улице?
И даже если узнает в лицо не вспомнит как меня зовут?
Но ты вдруг понимаешь что она тебе нравится?
А ты даже не можешь ей посочуствовать, потому что не знаешь её маму, семью, кошку хомяка?
Меня сегодня морально выебали.
После такого я к тебе больше не приду.
Не зови.
Это был ужасный день.
Особенно когда у неё нет ни малейшего представления о вас?
Когда вы только видели её 2 раза в жизни в небольшой компании подруг своей подруги?
А эта дурная подруга попросила с этой девочкой встреться, потому что сама не может, начинала в тоже самое время ревновать вас к ней?
И сидеть 2 часа в кафе, смотреть как она плачет?
Рассказывать всякие тупые позитивные истории?
Пить чай который вкусный, но под такой видео ряд... ну не лезет ?
И понимать что ты не нужен ей, не сейчас, а потом не будешь нужен?
А сейчас ты самый близкий ей человек?
То что она скорее всего пройдет мимо тебя на улице?
И даже если узнает в лицо не вспомнит как меня зовут?
Но ты вдруг понимаешь что она тебе нравится?
А ты даже не можешь ей посочуствовать, потому что не знаешь её маму, семью, кошку хомяка?
Меня сегодня морально выебали.
После такого я к тебе больше не приду.
Не зови.
Это был ужасный день.
- Почему все пацаны, кроме тебя, обращаются ко мне "солнышко"?
- Видимо они все хотят найти под тобой место...
- Видимо они все хотят найти под тобой место...
среда, 12 ноября 2008
21:19
Доступ к записи ограничен
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
- Хочу влюбиться безумно, так чтобы ни о чем другом не думать. Хочу чтобы он влюбился, так чтобы ни о чем другом не думать....
- Так и умрете через три дня, от того что не вспомните что надо воды выпить...
А я сегодня хотел, чтобы чувство, по отношению к одному человеку, которое жило во мне год назад вернулось.
Но оно не вернётся.
- Так и умрете через три дня, от того что не вспомните что надо воды выпить...
А я сегодня хотел, чтобы чувство, по отношению к одному человеку, которое жило во мне год назад вернулось.
Но оно не вернётся.
суббота, 08 ноября 2008
Рыжая сегодня сказала что би... Почему опять? Почему она?
Но я не совсем нормальный)
Мне это очень нра))
Снгодня пойду знакомиться с её подругой)
Но я не совсем нормальный)
Мне это очень нра))
Снгодня пойду знакомиться с её подругой)
среда, 05 ноября 2008
самый отстойный день за долгое время.
1) Заболел, вся грудь и её содержимое болят.
2) Родители не говорят вернут ли мне деньги.
3) Работа на которую я надеялся последние 3 месяца по всей видимости накрылась.
1) Заболел, вся грудь и её содержимое болят.
2) Родители не говорят вернут ли мне деньги.
3) Работа на которую я надеялся последние 3 месяца по всей видимости накрылась.
понедельник, 03 ноября 2008
Для того чтобы убедить родителей что ты дома ночью, надо днем им тупо помочь в чем нибудь, смотреть фильм в то время когда они идут спать, и не выключать его после того как ушел.
среда, 22 октября 2008
Подвернул ногу, поставил пятно на джинсах и напился. Вот итоги поездки в Ростов.
Хорошо что ноут с работы не разбил и не потерял.
Или не утопил в порту.
Вообще давно хотел погулять по порту. Но в такой чтобы,
с пирса не было видно другого берега.
Вообще понравилось.
Жалею только о том что ездил один.
А вообще и брать то собственно говоря некого.
Из тех кто бы поехал нет приятных мне людей,
а те кого я бы взал...
Все время есть причины. Выдуманные или реальные...
Мне сложно судить.
Но если бы даже предложил.
Сыграло бы недоверие ко мне.
Боязнь людей, которые мне не безразличны, доверять мне - единственная причина моей печали.
Хорошо что ноут с работы не разбил и не потерял.
Или не утопил в порту.
Вообще давно хотел погулять по порту. Но в такой чтобы,
с пирса не было видно другого берега.
Вообще понравилось.
Жалею только о том что ездил один.
А вообще и брать то собственно говоря некого.
Из тех кто бы поехал нет приятных мне людей,
а те кого я бы взал...
Все время есть причины. Выдуманные или реальные...
Мне сложно судить.
Но если бы даже предложил.
Сыграло бы недоверие ко мне.
Боязнь людей, которые мне не безразличны, доверять мне - единственная причина моей печали.
понедельник, 20 октября 2008
....Настоящий Нью-Йорк всегда удивляет меня тем, насколько он похож на Нью-Йорк,
выдуманный Голливудом. Точнее насколько невыдуманными оказываются все
кинематографические штампы, из которых состоит его образ.
Толстые усталые рабочие в касках ядовитого желтого цвета и
надетых на голое тело робах перегородили улицу и засовывают в люк
ядовито желтого цвета шланг.
Огромные чёрные негры в огромных чёрных фартуках
и ядовито жёлтого цвета перчатках выгружают из грузовика
мёртвых рыб, которые выглядят намного живее и бодрее,
чем разгружающие их негры.
195 - летние, злоупотребляющие макияжем и украшеные брилиантами
и слуховыми аппаратами, старухи с фиолетовыми причёсками,
надев роскошные вечерние платья самых невообразимых покроев,
продираются сквазь толпу на Бродвее, прижимая к груди
крошечные рюдики.
Пенсионеры в солнцезащитных очках и с рябыми дицами
едут под красный свет светофора на электрофицированных
инвалидных креслах, покуривая сигары толщиной с
выхлопную трубу.
Без всякой меры декорированые хромом и лампочками
пожарные машины несутся к невидимому пожару и ревут так ужасно, что
офицантка что офицантка закрывает глаза и перестает повторять вслух
только что записанный заказ.
Бизнес леди в серых костюмах со стаканом кофе из Stfrbucks,
бесконечные такси, невозмутимо едущие сквозь
выбивающиеся из люков столбы пара.
Бородатые бездомные в грязных замасленных пальто с
мр3 плеерами в ушах, красивые полуголые девушки с маленькими
вонючими пёсиками, задирающими ногу на каждый гидрант,
- все архетипы голливудских сказок ждут тебя на каждом углу,
и ты начинаешь чувствовать себя ребёнком, который
вышел из дому и обнаружил, что по улице ходят исключительно
серые волки, хитрые лисицы, колобки, золушки,
семёрки козликов и тройки поросят.... (с)
Да... за год ты стала совсем другой.
Я рад что всё так закончилось. Я устал быть для тебя особенным.
6 лет уже.
Надеюсь он стал для тебя особенным.
Надеюсь когда нибудь увидимся.
целую.
выдуманный Голливудом. Точнее насколько невыдуманными оказываются все
кинематографические штампы, из которых состоит его образ.
Толстые усталые рабочие в касках ядовитого желтого цвета и
надетых на голое тело робах перегородили улицу и засовывают в люк
ядовито желтого цвета шланг.
Огромные чёрные негры в огромных чёрных фартуках
и ядовито жёлтого цвета перчатках выгружают из грузовика
мёртвых рыб, которые выглядят намного живее и бодрее,
чем разгружающие их негры.
195 - летние, злоупотребляющие макияжем и украшеные брилиантами
и слуховыми аппаратами, старухи с фиолетовыми причёсками,
надев роскошные вечерние платья самых невообразимых покроев,
продираются сквазь толпу на Бродвее, прижимая к груди
крошечные рюдики.
Пенсионеры в солнцезащитных очках и с рябыми дицами
едут под красный свет светофора на электрофицированных
инвалидных креслах, покуривая сигары толщиной с
выхлопную трубу.
Без всякой меры декорированые хромом и лампочками
пожарные машины несутся к невидимому пожару и ревут так ужасно, что
офицантка что офицантка закрывает глаза и перестает повторять вслух
только что записанный заказ.
Бизнес леди в серых костюмах со стаканом кофе из Stfrbucks,
бесконечные такси, невозмутимо едущие сквозь
выбивающиеся из люков столбы пара.
Бородатые бездомные в грязных замасленных пальто с
мр3 плеерами в ушах, красивые полуголые девушки с маленькими
вонючими пёсиками, задирающими ногу на каждый гидрант,
- все архетипы голливудских сказок ждут тебя на каждом углу,
и ты начинаешь чувствовать себя ребёнком, который
вышел из дому и обнаружил, что по улице ходят исключительно
серые волки, хитрые лисицы, колобки, золушки,
семёрки козликов и тройки поросят.... (с)
Да... за год ты стала совсем другой.
Я рад что всё так закончилось. Я устал быть для тебя особенным.
6 лет уже.
Надеюсь он стал для тебя особенным.
Надеюсь когда нибудь увидимся.
целую.
этот.
суббота, 11 октября 2008
о наболевшем.
...
- я не пойму почему ты ходишь на философию с нами?
- а потому что я с вами в одном потоке.
- ты что на втором курсе? ты же вроде с Максом учился
- да меня отчислили
- как так? почему?
- так получилось.
Се ля ви.
А сейчас будь что будет, просто живу дальше.
Надеюсь всё таки уехать.
Хоть когда нибудь.
В Европу. Дания, Нидерланды, Англия... Это всё моё.
о Рыжике.
Вот она лежала рядом со мной, смотрим второй сезон Хауса, а она ведь не знает что я её не люблю.
Она не знает, что я так глушу мысли о том что она тогда уехала.
Но мне нравится что она меня любит.
Просто нравится, её запах, волосы, одежда, диван, ковёр, ноутбук.
Но если нравится, не значит что люблю.
И не почувствую если она уйдет, накричит, обидится.
Если я уйду, ей будет больно и чем дальше тем больнее.
Я садист.
А за тебя я рад.
Рад что у тебя всё хорошо, рад что ты едешь отдыхать, рад что с Олегом скорее всего будет, и это правда.
Но наверное был бы ещё радостнее если бы получил от тебя письмо с тем что просил.
Танцуй, Белгород, Украинский Крым летом... Скучаю. очень.
Напиши пожалуйста.
...
- я не пойму почему ты ходишь на философию с нами?
- а потому что я с вами в одном потоке.
- ты что на втором курсе? ты же вроде с Максом учился
- да меня отчислили
- как так? почему?
- так получилось.
Се ля ви.
А сейчас будь что будет, просто живу дальше.
Надеюсь всё таки уехать.
Хоть когда нибудь.
В Европу. Дания, Нидерланды, Англия... Это всё моё.
о Рыжике.
Вот она лежала рядом со мной, смотрим второй сезон Хауса, а она ведь не знает что я её не люблю.
Она не знает, что я так глушу мысли о том что она тогда уехала.
Но мне нравится что она меня любит.
Просто нравится, её запах, волосы, одежда, диван, ковёр, ноутбук.
Но если нравится, не значит что люблю.
И не почувствую если она уйдет, накричит, обидится.
Если я уйду, ей будет больно и чем дальше тем больнее.
Я садист.
А за тебя я рад.
Рад что у тебя всё хорошо, рад что ты едешь отдыхать, рад что с Олегом скорее всего будет, и это правда.
Но наверное был бы ещё радостнее если бы получил от тебя письмо с тем что просил.
Танцуй, Белгород, Украинский Крым летом... Скучаю. очень.
Напиши пожалуйста.